Ступор Тормозович проводит

«занятия»

 

…Итак, бывшие студенты факультета журналистики БГУ собрались

в  аудитории – через 25 лет после его окончания.

Входит преподаватель.  

     Преподаватель:

   -Уважаемые студенты, ваша производственная практика что-то слишком затянулась, на целых 25 лет. Но сегодня мы, наконец,  снова приступаем к занятиям. Для начала: пять баллов в зачётку ставлю тому, кто вспомнит, как меня зовут.

   Голоса из аудитории:

   -Иван Степанович.

   -Николай Стаканович.

   -Ступор Тормозович.

   Преподаватель: -Первое неправильно, со вторым я завязал, а с третьим вынужден согласиться.

   Продолжает:

   -Кое-какие ваши знания следует освежить, вытащить на поверхность. Итак, что такое статья? Проясни вопрос, студент Карпик!

   Поднимается Карпик Виктор:

   -По статье я не привлекался,  и вообще лучше этого не знать. 

   Преподаватель:

-А как же называется то, что ты писал последние 25 лет?

   Карпик:

   -Попыткой  прокормить семью, уважаемый Ступор Тормозович!  Ведь у меня трое детей и скоро будут внуки.

      Преподаватель: -Хорошо, так чем же ты возбуждал умы читателей  на прошлой неделе?

   Карпик:

   -Репортажем о пожаре в моей родной деревне Бездеж. Пожар тушили  Михаил Карпик, Николай  Карпик, Александр Карпик, а также Нина, Юра и Зульфия Ибрагимовна, тоже все Карпики. Репортаж писал я, а дело о пожаре расследовал участковый Иннокентий Карпик. (У Карпика очень большая родня, которая постоянно доставала его своими проблемами. -Авт.). Виновным оказался Карп Карпик, но задержали Сидорова.

   Продолжает:

   -Вообще-то, я пытался выучить по книжке, которую написал профессор Стрельцов Борис Васильевич, что такое статья, но мешали вьетнамцы, которые каждый день  жарили на коридоре селёдку. От неё у меня  болели голова и живот. Не очень-то шли мне и побеги молодого бамбука, которые так любили мои новые земляки. (Карпик постоянно жил в общежитии с вьетнамцами. -Авт.). Также были проблемы со стулом, ... у которого постоянно отваливались ножки. Поэтому принципы ленинской журналистики приходилось изучать лежа в кровати. Но и тут Шон, Данг, Буй, Зыонг и 35 остальных не давали мне покоя. Недаром наш однокурсник сочинил обо мне такие строки:

Ввалились шумные вьетнамцы: // «Вставай, земляк, пора на танцы!  

Ты спишь, не слыша, что уже // Поднялся шум на этаже!» 

...Он одевался впопыхах; // Упал, запутавшись в штанах...  и т.д.

   Продолжает: -А тут эти девушки, у которых на уме только одно: как не завалить экзамен по истории КПСС, который принимал профессор Жмуровский Дмитрий Петрович. И лишь к концу пятого курса мне удалось убедить некоторых из них, что  произведение «Декамерон» мы изучали вовсе не зря, поскольку сцены, которые там описаны, вполне воплотимы в реальной жизни. А наши преподаватели Ефросинья Леонидовна Бондарева, Николай Иосифович Наркевич, Михаил Евгеньевич Тикоцкий, Ангелина Александровна Руденко и Нина Александровна Сницерева научили меня выражать эти и другие свои намерения правильным литературным языком.

   Преподаватель:

   -Достаточно, студент Карпик! А про что, кроме пожаров и партийных собраний,  писали свои последние статьи другие студенты? Например, ты, студент Германович?

   Поднимается Германович Александр: 

   -Про обсуждение в партийных организациях выступления Ю.В.Андропова на ХХХ съезде КПСС.      

   Преподаватель:  - Что, до сих пор обсуждают?

   Германович:   - Да  нет, просто я 15 лет как перестал работать в газете.

   Преподаватель:

   -Хорошо, а какие события со страстью, присущей ленинской публицистике,  приходилось освещать другим студентам?

   Поднимается Дедкова Ольга (теперь Ботяновская):

   -Родной факультет направил меня на работу в многотиражную газету «Автозаводец». И, надо сказать, не ошибся: с моим приходом трудовой коллектив завода оживился, встрепенулся, и количество выпускаемых  МАЗов значительно возросло. А теперь ими и вообще завалена вся территория, но это уже влияние  кризиса.

   Продолжает:

   -Своё увлечение поэзией мне удалось совместить со спецификой родного предприятия. В своих стихах я вдохновенно рассказываю о сборке карбюратора на главном конвейере, а в поэме «Мчится МАЗ без тормозов»  подробно описываю устройство заднего моста, коробки передач и рулевого управления – до того, как МАЗ столкнулся с БелАЗом.

   Поднимается Махонь Татьяна:

   -Меня, молодую талантливую выпускницу, редактор  нашего Солигорского радио  часто упрекал в том, что в моих репортажах не хватает соли. И только когда по моей просьбе мои друзья-шахтёры высыпали ему в кабинет пять вагонеток калийки, он навеки успокоился.

   Продолжает: -Как только я с микрофоном в руках спускаюсь в шахту, то собираются все горняки, чтобы посмотреть, как я веду прямой репортаж в каске, защитных очках и респираторе.

   Поднимается Попова Галина (теперь Чирук):

   -Как  только  был кое-как защищён  диплом, я помчалась на работу в родной Бобруйск,  в газету «Бобровая папаха», которую возглавляет моя старшая сестра (на самом деле это «Бобруйский коммерческий курьер».- Авт.), чтобы безмерно прославлять свой любимый Бобруйский шинный комбинат. Там выпускаются огромные шины для тракторов «Беларус» и БелАЗов, высотой порою в полтора человеческих роста, и рабочим очень трудно переставлять их с места на место.

   Поэтому я предложила вместо шин выпускать другую, более лёгкую продукцию – например, воздушные шарики с надписью «Слава КПСС». Однако руководство комбината, произведя расчёты, пришло к выводу, что через несколько месяцев этими шариками будет завалена вся планета, и предприятию пришлось бы останавливаться или переключаться на выпуск изделий №1, что вошло бы в противоречие с задачами правительства по увеличению рождаемости.

   Продолжает: 

   Но тут у меня появилась другая тема. Как вы знаете, Бобруйск - бывшая еврейская столица Беларуси. Более того, до войны здесь издавалось столько еврейских газет, как ни в одном другом городе Беларуси. Так вот, несколько старых сионистов на своём кагале предложили вернуть городу прежний статус. Печатным органом они избрали нашу газету, где я теперь обозреватель.

   Но поскольку они потребовали писать статьи о жизни города в духе прежнего культового издания «Звезда Давида», то я вообще не употребляю выражений «партия и народ едины», «идём к торжеству коммунизма», «победители социалистического соревнования», «передовая доярка» и т.д. Получается, что  всё, чему меня учили на журфаке, мне не пригодилось, пошло насмарку. Наоборот, теперь у меня в ходу враждебные некогда слова «святая земля», «кибуцы» (т.е. израильские колхозы) и «Миша Шуфутинский». В результате бобруйские шинники, читая нашу газету, стали массово подавать заявления на иммиграцию в Израиль - тем более что их предприятие находится в упадке и часто простаивает без работы.

   Преподаватель:

   -Насколько я понимаю,  твой рассказ, студентка Попова, относится к нашему передовому социалистическому сельскому хозяйству. А где успехи тяжёлой промышленности, где, наконец, неразрешимые проблемы колонизированного капиталистами африканского племени кабу-дабу?

   Поднимается Ворохобко Алла:

   -Когда я оказалась в Витебске, то тоже писала о сельском хозяйстве. Правда, тут же начались перебои с продуктами. Потом переключилась на промышленность, и начали останавливаться заводы. После стала писать на партийные темы, и вскоре развалилась партия. Я переключилась на темы морали, но тут и моя семейная лодка тоже пошла ко дну. Теперь вот вышла замуж второй раз и, чтобы никому не навредить, буду писать о зелёных человечках и об их летающих тарелках, сковородках и кухонных комбайнах.

   Преподаватель: 

   -Понимаю тебя, Алевтина. Когда я в своё время сам был студентом журфака и изучал устройство печатной машины Гуттенберга, то думал, что это самое трудное в моей биографии. Но, оказывается, худшее было потом. Как получил диплом – тут и началось: разоблачение репрессий Сталина... и моя неудачная женитьба на ленинской стипендиатке; ... хрущёвская кукуруза и несварение моего желудка; … конец эпохи Брежнева и  дрожание моей левой конечности; … похороны ещё двух дедушек-генсеков и 100-процентное облысение моей головы.

   Продолжает:

   -Но, надеюсь, у вас всё по-другому.  Например, как дотянул до сегодняшней встречи  ты, студент  Семенчик? Ведь на Сахалине, где ты обосновался, до сих пор нет ни кукурузы, ни парикмахерских.     

   Поднимается Семенчик Владимир:

   -К нам на Сахалин новости приходят с опозданием. О том, что Горбачёв начал перестройку, мы узнали, когда Советский Союз уже развалился, а к власти в стране пришло ГКЧП. Я тут же в своей островной газете начал кампанию по исполнению декретов этих заговорщиков (Семенчик возглавляет на Сахалине областную СМИ-компанию, объединяющую центральные: газету, телевидение и радио. -Авт.). Однако случайно услышал по японскому радио, что они давно арестованы, и уже два года тусуются в лагере на Колыме. О том, что Россией руководит Путин, а не Ельцин, мне сказали однокурсники, когда мы собирались на журфаке прошлый раз пять лет назад. В тот же вечер я вылетел на свой остров, чтобы сообщить новость землякам.

   Но меня больше волнуют другие проблемы. У нас на Сахалине сильные ветры,  и редакцию нашей газеты, которая так и называется: “Проклятый остров”, то и дело то смывает, то сдувает в океан. Вдобавок местные рыбаки, которые сходят с ума от наших новостей и репортажей о неуклонном росте их благосостояния, каждый день забрасывают её тухлыми  морскими  карпами.

   Продолжает:

   -Чтобы исправить ситуацию, я решил увеличить количество Семенчиков, для чего развестись и жениться снова (у Семенчика сейчас 3-я жена.- Авт.). Но вот беда: на нашем острове не осталось подходящих невест. Поэтому теперь свою фотографию я расклеил под всеми  сакурами соседних островов Хонсю и Хоккайдо. Под ней подпись: “Лучший парень Сахалина, редактор несдуваемой газеты и поэт, ищет свою единственную и неповторимую в четвёртый раз. Образование подтверждается аттестатом Слуцкой СШ № 2 и дипломом журфака, который лично выдал его декан Булацкий Григорий Васильевич”.

   Преподаватель:

   -Мы слышали, что ты, Семенчик, приватизировал остров Сахалин, притом вместе с его обитателями (Семенчик до этого был на острове успешным предпринимателем.- Авт.). Что изменилось в их существовании?

   Семенчик:

   -Однажды, листая подшивки, я понял, что если издать всё, что я написал за 25 лет, в виде книжных томов, то ими можно заполнить целую библиотеку. И теперь в библиотеках Сахалина нет ничего, кроме книг под названием  «Весь Семенчик в 100 тысячах томов. От школьной стенгазеты до последней точки». И действительно, зачем людям другие авторы? Ведь в моих заметках и статьях есть всё – от  любовных треугольников до проблем заготовки навоза, причём своего, сахалинского.

   Продолжает:

-По островным  радиостанциям крутят песни, написанные на мои стихи. Да и музыку к ним, честно говоря, тоже сочинил я. И только песню “Я убью тебя, лодочник!” помог сочинить мой друг Алесь Прошкуратов.

   Преподаватель  (обращаясь к Алесю):

   -Насколько я помню, ты, студент Прошкуратов, был самым продвинутым, особенно по знанию репертуара группы “Машина времени”,  и сумел пройти всю программу журфака за неполных 2 года.

   Поднимается Прошкуратов Алесь:    

   -Да, но хотелось учиться дальше, и образование я решил продолжить во Франции. Я плыл туда морем (на 2-м курсе Прошкуратов действительно пытался нелегально эмигрировать во Францию, на лодке!, наивно надеясь сделать там музыкальную карьеру. -Авт.), однако мою лодку задержали наши пограничники. Возможно, они услышали скрип уключин, а возможно, песню “Новый поворот” группы «Машина времени», которая неслась из динамика. Образование пришлось продолжать самостоятельно в тюремной библиотеке, вдали от моего лучшего друга  Андрея Макаревича. (Прошкуратов всячески подчёркивал однокурсникам, что знаком с Макаревичем и дружит с ним, но это было лишь его юношеской фантазией.- Авт.).

   Преподаватель:

   -Не нужно забывать, что вы должны противодействовать попыткам поганых заокеанских копперфильдов и шварценеггеров сбить с рельсов наш социалистический паровоз. Вот ты, студент Дубовец, что делаешь для этого?

   Поднимается Дубовец Сергей:

   -Больш за 10 гадоў працуючы на замежным радыё “Свабода” (Дубовец и в самом деле является собкором «Свабоды».- Авт.), я прыйшоў да высновы, што крыж Еўфрасінні Полацкай схавалі самі супрацоўнікі КДБ і іх памагатыя з  сакрэтнага шостага аддзела МВД. Што датычыць партыі БНФ, дык прашу не блытаць яе старшыню Зянона Пазняка і вашага галоўнага прэзідэнцкага кантралёра Зянона Ломаця (Зенон Ломать возглавлял как раз главный контрольный комитет. -Авт.).

   Преподаватель:

   -А какой же эффект от знаний, полученных тобой на журфаке?

   Дубовец: 

   -Я  даведаўся, што былі такія публіцысты ленінскай школы Лепяшынскі і Карпінскі, і  ніколі  не блытаю аднаго з другім.

   Преподаватель:

   -Как известно, лучшим знатоком двух названных революционных публицистов был декан вашего факультета Григорий Васильевич Булацкий, который преподавал историю ленинской журналистики. Он всю жизнь посвятил изучению жизни и творчества уроженца Беларуси Пантелеймона Лепешинского, и даже написал о нём монографию «Ленинской гвардии солдат». Она была такой же скучной, как и само её название. Образцовым солдатом-ленинцем был и сам Булацкий. Он знал все постановления ЦК КПСС о печати, и это было его основным научным багажом. Студенты любили своего декана, однако его лекции вызывали у них тоску.

   Продолжает:

   -И только когда Булацкий рассказывал о статье Лепешинского «В блиндаже с проститутками», посвящённой разврату офицеров царской армии во время І Мировой войны, в аудитории наступало некоторое оживление. Затем он обычно переходил к рассмотрению следующей его статьи – под заголовком «Где же штаны?», повествовавшей, что царскую армию недостаточно снабжали обмундированием (такие статьи действительно имелись в учебной программе. -Авт.). Конечно, никакой связи между этими заголовками не было, однако она напрашивалась сама собой.              

   Продолжает:

   -Но хочу сообщить вам, что теперь наши учебные программы пересмотрены. Лепешинским и Карпинским сейчас интересуются только мыши, которые грызут монографию Булацкого на 2-м этаже главного корпуса БГУ, где по-прежнему размещается университетская библиотека. А в новом здании журфака места хватит всем, и по просьбе американского посольства и лично господина Сильвестра Сталлоне мы готовим корреспондентов для уже упомянутой “Свабоды” и других враждебных  радиостанций. Слушая по ним твои репортажи, студент Дубовец, а также  таких твоих однокурсников, как Наумчик Сергей, Островцов Сергей,  Ефименко (теперь Ковалёва) Виолетта, Герменчук Игорь (все они также в разное время работали на «Свабодзе».- Авт.), мы ощущаем, что в них до сих пор не хватает партийности и социалистического реализма.

   Продолжает:

   -Теперь расскажу, что же такое статья. Единого мнения у нас на факультете по этому поводу нет. Точно известно одно: она значительно больше заметки. Следовательно, журналисту, который  задумал  написать статью, нужно взять в несколько раз больше  бумаги и чернил.

   Вопрос из аудитории:

   -А если я набираю текст на компьютере?

   Преподаватель: 

   -Тогда и компьютер вам нужен побольше. Или пошире. Это у кого какой вкус.

   Поднимается Дашук Владимир: 

   -А что делать мне, уважаемый Ступор Тормозович, если я решил написать целую книгу о счастливых годах нашей учёбы на журфаке,  в которой,  кстати, Вы будете главным героем?

   Преподаватель:

   -Странный вопрос, студент Дашук. Ты же владелец собственной типографии.  Садись за линотип  и сочиняй.

   Продолжает:

   -А если ты, Дашук, надумаешь снимать обо мне документальный фильм (Дашук известен также как талантливый кинодокументалист.- Авт.), то отметь в нём, что я всегда поддерживал способных студентов, особенно когда они не могли стоять на ногах… от страха перед экзаменами, которые принимали Людмила Петровна Саенкова или Александр Константинович Свороб. 

   Продолжает:

   -А вот преподаватель Наум Исаакович Лапидус наводил на вас ужас зря, ведь он и сам не верил в то, что Зевс был гражданином Древней Греции, а Венера потеряла руку от того, что её откусил Троянский конь. (Н.Лапидус преподавал литературу древних народов. -Авт.). И поэтому пять лет назад уехал в Израиль. Там он переквалифицировался и преподаёт научный коммунизм таким же, как и  сам, выходцам из бывшего Советского Союза.   

   Продолжает:

   -Однако статья – это только часть из проблем, которые волнуют наших доцентов и кандидатов. Мы вот никак не можем разобраться, чем же отличается  кегль, который относится к размеру букв, от кега, в который наливают пиво. Вопрос решается лишь тогда, когда  выпиваешь несколько бокалов, но ненадолго.

   Поднимается Малашеня Лариса:

   -В связи с этим я вспомнила наш студенческий стройотряд имени героя-журналиста Омельянюка. Отряд каждое лето ездил в Карелию, чтобы там поднять на новый уровень какую-либо деревню. Так вот, в местных магазинах из-за студентов тут же образовывался дефицит пива, вина, да и более крепких напитков.

   В этом отряде я была поваром. И отряд часто простаивал по причине того, что бойцы травились моими пивными цыплёнками, барбекю и равиолями. Поэтому они не смогли достроить в Карелии два коровника и три свинарника, ввиду чего командир отряда Павел Стасевич объявил каждому по строгому выговору. Наказания избежали только Владимир Стрельский и Николай Курганский, которые в тот день не явились на построение, так как не могли придти в себя после драки с местными лоботрясами.    

   Продолжает:

   -А некоторые из бывших стройотрядовцев до сих пор страдают от хронической отрыжки, осложнённой умеренным метеоризмом, вызванными перловкой по-журфаковски, рецепт которой я нашла в тюремных дневниках Льва Давидовича Троцкого.

   Преподаватель:

   -Да, когда жена журналистка, то мужу часто вместо ужина приходится обходиться чтением свежих газет. Но хотелось бы знать, какие особенности семейной жизни, если журналисты - оба супруга? У вас это Нина (была Болдышевская. -Авт.) и Александр Добрияны.

   Поднимается Добриян Александр:       

   -Особенности, конечно, есть. Дома жена гоняется за мной со сковородкой, на работе –  с подшивкой нашей газеты “Пресс-бол” или материнской платой от компьютера. У меня до сих пор болит ухо от точного попадания дыроколом.

   Поднимается Гук Светлана (теперь Дединкина):

   -Мой муж не журналист, а пилот  боевого вертолёта “Чёрная акула”, но имеет к нам непосредственное отношение (он и в самом деле вертолётчик.- Авт.). Как только в моих родных Барановичах происходит интересное событие, он оперативно доставляет меня туда на своём геликоптере. Правда, участники события думают, что начался очередной военный конфликт,  и в панике разбегаются, но всё равно кое-что с высоты успеваю сфотографировать.

   Продолжает: 

   -Недавно, когда мы пролетали над журфаком, муж выразил сожаление, что у него кончились бомбы и ракеты, иначе он отомстил бы факультету за жену, постоянно снимающую его из-за угла фотоаппаратом “Зенит”. Эта шпионская привычка, которую мне привил наш старый преподаватель фотодела Георгий Захарович Бегун, он же бывший участник Минского подполья, не оставляет меня до сих пор.

   Поднимается Береснева Елена:

   -Хочу сказать про этот низко летающий вертолёт. Когда я работала на радио в Барановичах, он так пугал меня, что я всё кинула и срочно уехала в Гродно. В этой отдалённой точке Беларуси я готова была устроиться на любую работу, лишь бы не слышать грохот его пропеллера и разрывы его бомб. Так я  стала  редактором  газеты  “Гродненская правда”. Недавно нас наградили грамотой как лучшую областную газету. Была и премия, но куда она пропала, никто в редакции не помнит. Долго искали, но нашли только 15 пустых бутылок.  

   Преподаватель:

   -Мне проще. Премий не дают, а  заначку я всегда прячу в книжку «Техника оформления газетной полосы», которую написал ещё один любимый вами педагог - Балаш Анатолий Викентьевич. На странице, где говорится про отличие газетного «сапога» от «шапки». А также бабашки от выколотки.

   Поднимается Николайчук Владимир:

   -У меня тоже  такая проблема. Просыпаюсь ночью и не могу вспомнить, редактором  каких газет  являлся. Редактировал всё, что попадало под руку. (В. Николайчук действительно был редактором нескольких столичных изданий.- Авт.). Это  «Стакан-газета», «Новые рога и копыта», «Роман-газета для неграмотных», «Последние ресурсы», «Дурные новости», издания «Для тех, кому 20» и «Для тех, кому 20 раз по 20»... Только что мне сказали, что столовая, в которой мы будем отмечать нашу встречу, начинает издавать свою газету «Загадочный шницель»,  и я согласился её возглавить.

   Поднимается Мороз Ольга:

   -Я не редактор, а пока только боевой заместитель. Однако у  нас в Новогрудке это то же самое, что Павел Якубович в Минске. Обитатели  города при встрече кивают мне до земли, а если кто пройдёт и не заметит, то мой муж, который работает начальником ЛТП, отправляет их на принудительное лечение от пьянства.

   Преподаватель:    

   -И всё же я не понял, есть ли среди вас такие, кто защищает интересы рабочего класса. Думаю, вы не забыли  гегемона Васю из Пуховичей, этого простого, как фотоаппараты  «Смена» и «ФЭД», парня, про которого вам так часто напоминал преподаватель социалистической экономики  Юшкевич? (этот преподаватель всегда говорил о таком условном герое.- Авт.).

   Поднимается Гришкевич Алина:

   -Начав свою бурную журналистскую деятельность с пуховичской “районки”, я много писала о Васе и его передовом предприятии, которое выпускает звонки для велосипедов и бантики для лошадиных хвостов. Теперь я работаю в международном отделе БелТА, и вместе с делегацией прогрессивных эфиопских фермеров, разорившихся в результате того, что их урожай съели перепрограммированные капиталистами мухи цеце, посещала Китайскую народную республику. Затем  Нью-Йорк, Каракас,  Ханой, Тегеран, Берлин, Париж... а ещё Дятлово и Брагин, но это уже с нашим премьер-министром.

   Продолжает:

   -В королевстве Бахрейн меня хотел взять в свой гарем местный принц, но мне нужно было срочно лететь на Кубу, чтобы ускорить отправление в Беларусь сахарного тростника. Я не стала арабской принцессой, зато спасла от разорения Слуцкий сахарорафинадный комбинат. 

   Продолжает: -Недавно я купалась в Персидском заливе с калифом Саудовской Аравии. Поскольку наша беседа на пляже происходила без переводчика, интервью с калифом получилось длинным и страстным, но малопонятным для широкого читателя.    

   Преподаватель: 

   -Между прочим, студенты часто упрекают меня в том, что я плохо  понимаю предмет,  который преподаю. Но что поделаешь, если зарплаты не хватает, и я подрабатываю в ресторане грузчиком. Весь вечер разгружаю бутылки с шампанским, потом их открываю. Когда сплю, всю ночь хлопает в ушах, на работу прихожу как пьяный.

   Продолжает:

   -А тут эта демократизация... Если помните, я преподавал предмет “Теория и практика советской журналистики”. Потом он был таким: “Советская журналистика как замшелый  пережиток  загнивающей социалистической системы”... А сейчас наступил  экономический кризис, и мою дисциплину опять переименовали; теперь она называется “Рост курса доллара как следствие перерождения прогрессивной советской журналистики в поганую капиталистическую жёлтую прессу”.

   Продолжает:

   -Кстати, и наше телевидение тоже пожелтело, перестало изображать  облик простого рабочего, который днём ощипывает гусей на птицефабрике, а вечером с семьёй  идёт в театр на балет “Лебединое озеро”. Или образ студента, который днём спит в общежитии крепким здоровым  сном, а ночью вместе с народными дружинниками ловит нарушителей порядка, таких  же, как и он сам, лоботрясов и бездельников. Или другого современного молодого человека, который испытывает трудности с усвоением чипсов и газировки из буфета, но затем успешно их преодолевает путём заедания снэками и бургерами.

   Поднимается Гупинец Елена (теперь Фурсова):

    -Нет, телевидение не пожелтело, уважаемый Ступор Тормозович; вам нужно просто протереть очки от пыли. Вы же знаете, что я работаю на телеканале “Лад”. И недавно  правдиво рассказала в прямом эфире о том, как поступала на журфак. Самым трудным было пройти творческий конкурс. Стоя перед деканом Г.В. Булацким и замдекана И.И. Саченко, я поняла, что от их пристальных взглядов не удастся скрыть ни идеального размера своей груди, ни даже того, что под длинным платьем скрываются красивые стройные ноги.

   Продолжает:

   -Как вы знаете, на факультете училось много студентов-иностранцев, которые часто увлекались нашими девушками. На журфаке в меня были влюблены Мамо Мулугета из Эфиопии и Леон Таболарона из Мадагаскара. Также меня терзали со своими душевными страданиями белорусские однокурсники Карпик, Николайчук, Германович и несколько других. Чтобы никого не обижать и к тому же не вызвать межнациональный конфликт, я отказала всем и вышла замуж за своего одноклассника Леонида, не имевшего к журфаку никакого отношения.

   Продолжает:

   -Правда, через 20 лет после окончания школы у нас была встреча одноклассников, на которой трое признались мне, что я была их первой любовью. И тут снова проявился мой альтруистический характер. Поэтому, чтобы, опять же, ни у кого не было обид, я развелась с Леонидом. Мой сегодняшний муж - офицер в отставке, бывший командир стрелкового батальона, который даже не подозревал, что существует такое странное и непонятное заведение как журфак БГУ, выпускающее в свет столь сентиментальных и меланхоличных специалистов.                       

   Но сначала должна сообщить, что мои творческие достижения на телевидении регулярно отмечают различными наградами, в основном статуэтками «Тэлевяршыня”. Их у меня уже семь. Так вот, любимое развлечение моего мужа - стрелять по ним из револьвера, который он утащил из армии перед отставкой. Таким образом, от них хоть какая-то польза.      

   Продолжает:

   -Хотя, на сегодняшний ум, нужно было выходить за Карпика, потому что у его родни по-прежнему крепкое крестьянское хозяйство. А значит, у меня никогда не было бы проблем ни с салом, ни с деревенской колбасой. 

   Поднимается Сотников Владимир:

   -Кстати, о хэппи-эндах. Как вы знаете, окончив факультет журналистики, я уехал в Москву, где стал известным писателем (В.Сотников – популярный российский детский писатель. -Авт.). У писателей очень скучная жизнь: целыми днями им приходится сидеть  в одиночестве, придумывая счастливые концы для своих новелл, драм и трагедий. А  когда собирается коллектив авторов, возникает другая проблема: слишком быстро заканчиваются чернила, и кого-то постоянно приходится посылать за ними в магазин.

   Продолжает:

   -Но самое сложное в другом: мне скучно без своей журналистской профессии, которую изучал целых пять лет. Чтобы не терять навыки корреспондента, я посещаю подмосковные колхозы и машинно-тракторные станции, беседую с доярками и механизаторами, другими передовиками капиталистического теперь труда, пишу о них заметки, зарисовки, а иногда и острые фельетоны, если дела в хозяйствах не на высоте.

   Продолжает:

   -Однако мне негде всё это печатать, потому что в Москве нет районных газет. Поэтому вставляю прямо в свои повести и рассказы. Конечно, читателям немного не по себе, когда повествование о приключениях подростков на таинственном полуострове вдруг перебивается рапортами о надоях, привесах и процентах перевыполнения плана; но в то же время их переполняет гордость за высокую продуктивность коров и повышенную яйценоскость кур.

   Преподаватель:

   -Насколько понимаю, ещё более туго приходится в этом плане Лапушину Радиславу. Он ведь в Америке, где трудится профессором Североамериканского университета в Чикаго, и при этом – известный поэт.

   Поднимается Лапушин Радислав: 

   -Вы правы. Но по привычке, которую привил мне родной журфак БГУ, я также езжу к их американским фермерам и председателям колхозов, пишу о них длинные, насыщенные фактами корреспонденции, которые могли бы украсить первые страницы газет “Веснік Айоўшчыны”, “Аклахомскія навіны”, “Ударнік Луізіяны” или “Перадавік Вашынгтоншчыны”. Но поскольку в Америке вообще не знают, что такое “районка”, мне тоже приходится выкручиваться, печатать это в своих стихотворных сборниках. Согласитесь, как нелепо: стихи перемежаются прозой с квадратными милями посаженной кукурузы и с галлонами молока, надоенного лихими ковбоями, но другого выхода у меня просто нет.     

   Преподаватель:

   -Действительно, задача журналиста – воспевать трудового человека в любом состоянии. Что думаешь об этом ты, студент Гомонов?

   Поднимается Гомонов Иван:

   -Работая в газете “Бресткий курьер”, я тоже много и длинно пишу о наших работниках серпа и топора. Но мне не давала покоя одна несправедливость: наши соседи-поляки и жители других буржуазных западных стран очень мало знают об их успехах и достижениях – да, наверное, и не хотят. Я придумал, как донести до них правду: хожу на пункт таможенного пропуска и засовываю свежие номера газет в большегрузные автомобили. Под капоты, между рессор, в запасные колёса, в ящики для инструмента и даже в выхлопные трубы! Машины идут в Польшу и дальше – в Германию, Францию и т.д., донося туда правду о борьбе нашего рабочего класса за наиболее полное заполнение складов готовой продукции.

   Преподаватель:

   -Это напоминает мне, как В.И. Ленин переправлял в Россию из Финляндии первую большевистскую газету “Искра”. Кстати, понадобился ли кому-либо опыт Владимира Ильича, который вы так долго и прилежно изучали?

   Поднимается Саченко Борис:   

   -Вопыт газеты “Іскра” спатрэбіўся мне, калі я пачаў выдаваць свой літаратурны часопіс “Дзеяслоў”. Па прыкладу іскраўцаў я друкаваў яго ў Фінляндыі, пры гэтым на тонкай цыгарэтнай паперы. Для маскіроўкі  змяшчаў у ім прамовы Брэжнева і Гарбачова, а галоўнае можна было прачытаць толькі паміж радкоў. Каб схавацца ад беларускай міліцыі, я перавозіў яго ў чамадане з двайным дном і выходзіў з цягніка не на канечным прыпынку ў Мінску, дзе мяне маглі арыштаваць, а ў Барысаве, і адтуль семдзесят  кіламетраў  дабіраўся назад з сялянамі на падводзе.

   Преподаватель: - И что получилось  в итоге  этих действий?

   Саченко:

   -У выніку я зразумеў, што органы правапарадку чытаюць толькі крымінальныя дэтэктывы нашага аднакурсніка Уладзіміра Сотнікава, а  на мой часопіс ім глыбока начхаць. Таму я пачаў друкаваць яго ў Мінску ў дзяржаўнай  друкарні “Красная звезда” і распаўсюджваць праз кіёскі “Саюздруку”. І нават да лозунгу “Пралетарыі ўсіх краін, яднайцеся!”, які стаіць на яго тытульным лісце, ва ўладаў няма ніякіх прэтэнзій. Праўда, я доўга баяўся цэнзуры,  але потым  нехта мне сказаў, што яе ў нас няма.  

   Преподаватель:

   -Приятно слышать, что знания  принесли тебе, студент Борис Петрович Саченко, хоть какую-то пользу. А вот твой старший сын Алесь, который продолжает на журфаке династию Саченков, так и не смог ответить на вопрос, кого оправдывает  Карл Маркс в своей статье «Оправдание мозельского корреспондента»…

   Саченко:

   -Не памятаю дакладна, паважаны Ступар Тормазавіч, але мяркую, што нашу аднакурсніцу Лізавету Мозалеву. 

   Преподаватель:  

   -Хм-м... Я тоже не помню; может, и так. Жалко, что Мозалева Елена (точнее, Елизавета) не пришла на наши занятия – видимо, закрутила  в своём Национальном пресс-центре очередной роман с последующим выходом замуж (Мозалева замужем в 3-й раз. -Авт.),- и мы не можем её об этом спросить. Не думал, что бывшая тихоня и отличница превратится не только в акулу пера, но и в тигрицу любви.

   Продолжает:

   -А вообще, если говорить о Саченках, то я не понимаю, что за деревня такая в Хойникском районе – одни журналисты и писатели. Она называется Великий Бор. Первым оттуда на журфак поступил Саченко Борис Иванович, который вскоре стал известным прозаиком и написал роман под названием “Ваўкі з Вялікай Ямы”. Окончил он факультет в 1965 году. Потом – учился его брат Иван Иванович Саченко, который вообще не захотел уходить с факультета и стал преподавателем и заместителем декана.

   Продолжает:

   И – пошло-поехало. На вашем курсе учились приехавшие из Великого Бора их племянники, причём сразу два; а годом позже-раньше вас – ещё двое. И вот теперь, через 25 лет, мудрость и партийность ленинской журналистики начало постигать самое младшее поколение Саченков. Поэтому вполне провидческими выглядят последующие романы писателя Б.И. Саченко, посвящённые, как можно понять, факультету и Саченкам: “Родны вугал” и “Вечны кругазварот”.

    Продолжает:

   -Недаром, назначенный после Г.В. Булацкого, декан Слука Олег Георгиевич принял решение открыть в деревне Великий Бор филиал факультета, чтобы обучать всех её жителей журналистскому мастерству прямо на месте. Но заменивший его Ткачёв Павел Иванович запланировал перенести Великоборский филиал в районный центр Хойники; затем Воробьёв Василий Петрович – в областной город Гомель, и уже Дубовик Сергей Валентинович решил всё оставить в Минске.

   Продолжает, обращаясь к Богуцкому:

   -Кстати, ты, Богуцкий, как староста курса, должен отметить всех отсутствующих в журнале. 

   Смотрит на него с  удивлением: 

   -А почему это у тебя у тебя на голове мигалка, а в руке револьвер?

   Поднимается Богуцкий Вячеслав:

   -Это потому, уважаемый  Ступор Тормозович, что я работник милиции... Эксклюзивный мундир из шерсти горного барана говорит о том,  что я полковник... Обрывки старых газет, прилипшие к мундиру, свидетельствуют о том, что я начальник пресс-центра Калиниградского областного УВД. Дырка на лацкане мундира указывает на  то, что меня представили к высокой государственной награде, для которой она и приготовлена, но в связи с экономическим кризисом решили, что этой дырки мне вполне достаточно.

   Продолжает:

   -Пистолет Макарова, который я не выпускаю из руки, даже когда купаюсь в Балтийском море, - личный подарок от министра МВД России (В.Богуцкий действительно был награждён этим именным оружием за задержание в одиночку особо опасного преступника.- Авт.). Правда, куда из него бабахать, министр не объяснил. Но я нашёл выход, и стреляю в потолок два раза в сутки – днём, когда сотрудникам пресс-центра пора идти на обед, и вечером, когда надо сматываться с работы.

   Богуцкий раскрывает журнал:

   -Но сначала хотелось бы узнать, что делали студенты Целуйко Ирина, Алешкович Наталья, Титова Нина,  Баран (Черныш) Алина, Трапезникова Любовь, Лукашевич Елена, Гулис Виктория, Емельянова Марина, Саченко Борис-старший, Герменчук Игорь, Пахолко Галина, Новикова Елена, Жолудь Алла, Вобликова Ольга, Менько Елена, Богданова Татьяна, Верстова Алла, Сапач Татьяна и Доморацкий Виктор, 25 мая 1984 года, когда доцент Орлова Татьяна Дмитриевна проводила семинар по газетной то ли этике, то ли эстетике. Он назывался: “Должен ли журналист писать фельетон о  драке в студенческом баре, если он сам в ней участвовал?” Кстати, участвовало только 7 человек, остальные на семинар не пришли.

   Поднимается Целуйко Ирина: 

   -Я была в общежитии и целовалась со студентом-физиком с десятого этажа. Но если бы били наших с журфака, то, конечно, я за них кое-кому фэйс бы поцарапала.

   Преподаватель  (обращаясь к Богуцкому):

   -Раз так, то не стоит отводить её в деканат. К тому же её прогул – мелочь по сравнению с тем, что весь курс не посещал мои лекции четверть века. Кстати, не пойму, почему  не показываются студенты-журналисты других курсов: Бруховецкий Иван, Сидорчик Валерий, Бигайдаров Анатолий, Халимончиков Александр, Данильченко Елена, Прончак Леонид, Конопацкая Татьяна, Давидюк Николай, Дубовик Сергей, Усеня Александр, Мурашко Татьяна, Юрко Юрий, Москалёв Валерий, Васюченко Пётр, Бельский Владимир, Табулин Вячеслав, Чучман Вячеслав, Шик Владимир, Мазаник Андрей, Косяк Николай, Мороз Валерий, Беляцкий Владимир, Кулеш Иван, Лапин Валерий, Тетерник Владимир, Лысковец Сергей, Радуцкий Валерий, Дащинский Александр, Ляпич Сергей, Прочуханов Владимир, Синилов Сергей, Стадуб Александр, Густинович Татьяна, Коробцова Наталья, Цвях Александр, Богданович Сергей, Василькевич Александр, Шачек Василий, Гончаров Андрей, Дзюба Владимир, Афанасик Елена и Василий, Заенчуковская Татьяна, Лазовский Александр, Слободчук Александр, Соболевский Виктор, Халецкий Александр, Бествицкий Юрий, Папко Александр и Иосиф, Череповицкий Леонид, Бабей Виктор, Грамович Вадим, Стельмах (Матусевич) Елена, Плыткевич Сергей, Берсудский Александр, Блинец Анна, Шпак Наталья, Новицкая Лилия, Марчук Раиса, Петрусевич Инесса, Романова Нина, Эзерин Андрей, Хоровец Эльмира, Вероха Светлана, Гончарук Игорь, Жданко Валентин,  Барбарич Геннадий, Рыбалтовский Игорь, Михно Владимир, Гержгорин Олег, Чапля Екатерина, да и все остальные, а также недоучившиеся с вами Ломшик Валерий, Перовский Борис. Неизвестно также, где ваши лучшие друзья с филологического факультета БГУ Данильчик Александр, Гревцов Сергей, Белькович Валентина, Карп Тамара, Чурило Татьяна, Мартынова Зоя, Шинкевич Татьяна, Смеховская Янина и другие с филфака.

   Продолжает:

   -Что с вами поделаешь: отпускаю всех на практику ещё на 25 лет. Может, поймёте вы, наконец, что такое статья и вообще журналистика... Да и я тоже.

 

Записал эту болтовню

Александр ГЕРМАНОВИЧ.